После службы женщину подвели к нему. Она шла осторожно, держась за руку мужа, как ходят слепые. Ямсков выслушал печальную историю. У женщины была наследственная ретинопатия: слабое с детства зрение, чем дальше, тем больше затухало. Один глаз уже не видел совсем, другой только разли­чал очертания.

— Я никогда не видела своего ребенка, — сказала она. Бойкий мальчишка крутился тут же, торопя родителей уйти. — Помогите, Игорь Александрович. Батюшка говорил, вы можете.

Настоятель храма отец Александр знал, чем зани­мается профессор, и, проникшись бедой прихожанки, устроил им встречу. Ямсков расспросил женщину, сказал мужу, куда приехать за препаратами. Но перед тем, как делал всякий раз, когда возникал подобный случай, объяснил, что препараты хотя и применяются врачами в клиниках, однако официальной регистра­ции пока не имеют.

Через две недели позвонил женщине. Услыхав его голос, она зарыдала: «Я вижу! Впервые в жизни уви­дала своего сына! Одним глазом вижу даже его рес­нички…»

Несколько лет назад Ямсков сам бы невероятно обрадовался этим словам. Теперь выслушал их сдер­жанно. Препараты, выданные женщине, впечатля­юще действовали и при лечении других заболева­ний глаз, которые проводил один из виднейших рос­сийских офтальмологов профессор Захаров. По сути дела, у него шли клинические испытания лекарств, и, как подтверждала жизнь, проходили они успешно. Теперь предстояло получить разрешение фармако­логического комитета Минздрава России на апроба­цию их в других клиниках. Но одна мысль о том, что снова надо будет идти к чиновнику, который цинично потребовал денег за допуск к испытаниям первого препарата Ямсковых, а получив отказ, стал делать все возможное, чтобы угробить перспективное открытие, сама мысль об этом приводила профессора в негодо­вание. Большие открытия редко кого сразу подни­мают на крыльях успеха. Чаще приходится подолгу выдирать ноги из грязи сопротивления, чтобы сде­лать следующий шаг. Но одно дело, если сопротивле­ние стихийное. Другое — когда оно организованное. Созданное самой системой, через которую надо про­дираться.

В 1973 году жена Ямскова — Виктория Петровна, тогда еще молодая, «не остепененная» исследова­тельница, случайно открыла биологическое веще­ство с неизвестными ранее свойствами. Оба супруга по образованию химики, но открытие постепенно увело Викторию Петровну в другую отрасль науки — биологию. А Игорь Александрович остался верен химии. Так с двух сторон началось изучение необычной новинки, что в итоге привело к созданию научной теории и практическому выявлению на ее основе нового класса биорегуляторов.

процессов регуляции в живых орга­низмах. Здоровый человек — это тот, у кого нормально работают все три управляющие его жизнедеятельно­стью системы: нервная, иммунная и эндокринная. Поддерживают это состояние здоровья особые веще­ства — биорегуляторы. Они изначально есть в каждом из нас, но по разным причинам (возраст, наслед­ственность, экология и т.д.) работа их нарушается. Восстановив функционирование биорегуляторов, мы тем самым восстанавливаем нормальную жизнедея­тельность соответствующих тканей. И значит, всего организма.  [su_youtube url=»https://youtu.be/A8jKXMvBeeM» width=»320″ height=»200″]

— Мы обнаружили, — говорит доктор химических наук Ямсков, — что такие же биорегуляторы присут­ствуют не только в организме человека, но и во мно­гих других живых системах, начиная, скажем, от коровы и кончая тритоном. Причем абсолютно иден­тичные человеческим. Поэтому появилась мысль: нельзя ли выделить «сторонние» биорегуляторы и ввести их человеку? Будет восстановлено нормальное управление жизнедеятельностью той или иной ткани, и одновременно исчезнет болезнь. Вот здесь и проявилась феноменальная способ­ность биорегуляторов нового класса быть не солда­тами, а командирами, передавать команды различ­ным компонентам клетки, в том числе ее ядру, где собрана вся генетическая информация, и застав­лять их работать в нужном направлении. В резуль­тате регуляторы-«управленцы», в отличие от рядовых своих собратьев, оказывали влияние на все основные биологические процессы, происходящие в клетке. А первое, что заметила Ямскова, они ускоряли регене­рацию тканей и заживление ран. Отсюда оставался шаг до осмысления роли биорегулятора, назван­ного «адгелон», в качестве лекарства. Однако на этом стратегические открытия не закончились. Проводя десятки экспериментов, Виктория Петровна обра­тила внимание на такую особенность: поразительней всего «адгелон» действовал не в обычной концентра­ции, а в сверхмалых дозах. Примерно как если бы в железнодорожную цистерну вылили наперсток рас­твора. В 1977 году, когда о нанотехнологиях даже за рубежом только начинали говорить, Ямскова опубли­ковала статью об эффекте сверхмалых доз (СМД), в том числе в фармакологии. К сожалению, осознать «адгелон» высокоэффективным лекарством заста­вила драматическая история. Зимой 1992 года Игорь Александрович попал под машину. Перелом обеих ног. Одну оперировали, соединили пластиной, а вто­рую решили сращивать в гипсе. Месяц прошел, гипс сняли, рентген — никакого улучшения. Новые лекар­ства, новые уколы и снова гипс. Так продолжалось раз за разом, пять месяцев. Нога стала усыхать, мышцы атрофировались — все, что набрал благодаря спорту, ежедневным 10-километровым пробежкам на лыжах, уходило, а врачи стали настаивать на тяжелой опера­ции теперь с другой ногой. В отчаянии Ямсков сказал жене: будем делать уколы с «адгелоном». Она катего­рически отказалась. Да, на лягушках он показывает необыкновенные результаты: «культя» на отрезанной лапке растет в 4-5 раз быстрее, чем без препарата; у отдельных экземпляров формируется даже нечто похожее на перепонки. Но ведь это лягушки! Тем не менее муж настоял. Когда в очередной раз сняли гипс, врачи не поверили рентгеновским снимкам: кость срослась. После этого началась целенаправлен­ная работа. Ее возглавил сам И.А. Ямсков. У него уже были ученая степень доктора наук, звание профессора, а главное — лаборатория в Институте элементооргани­ческих соединений им. А. Н. Несмеянова Российской академии наук.

Но как раз именно сейчас, в обстановке нарастающей нехватки средств, необходимо обратиться к отечественным разработ­кам вроде тех, что сделали доктора наук Ямсковы. «На мой взгляд, их биорегуляторы рано или поздно произведут револю­цию в фармакологии», — сказал один из крупных российских уче­ных Андрей Георгиевич Маленков, когда-то стоявший у истоков открытия, а потом занявшийся другими научными направлени­ями. Говоря так, он имел в виду в первую очередь лекарствен­ную эффективность созданных препаратов. 

Испытания показывали все новые свойства «адге- лона». Создавалось впечатление, что он благотворно действует на большинство соединительнотканных элементов организма — от головы до ног (как говорил Ямсков, от лысины до трещин на пятках). Но чтобы не разбрасываться, сосредоточились на двух направ­лениях: офтальмологии и ортопедии. Могли бы и на друтих, однако, когда от государства нет никакой помощи, приходится рассчитывать только на лич­ные знакомства и репутацию необыкновенных пре­паратов. Например, благодаря инъекциям «адгелона» молодой летчик, пришедший на костылях (была разрушена хрящевая ткань обоих коленных суста­вов), через три недели перестал быть инвалидом, а чуть позднее недели перестал быть инвалидом, а чуть позднее вернулся к основной работе. Когда в Центральном институте травматологии и ортопе­дии (ЦИТО) получили такой результат, уверенность в препарате Ямсковых резко возросла, и его с успе­хом стал испытывать видный российский травмато­лог Сергей Павлович Миронов. А еще раньше глаз­ные капли «адгелон», созданные на основе биорегуля­тора из сыворотки крови молодых бычков, взяли на апробацию в Институте глазных болезней им. Гель­мгольца. Параллельно создавались, испытывались и применялись де-факто другие препараты. Напри­мер, биорегулятором «сеталон», полученным из сет­чатки глаза тех же молодых бычков, заинтересова­лись в МНТК «Микрохирургия глаза», где его стал активно использовать профессор Валерий Дмитрие­вич Захаров при операциях по поводу отслойки сет­чатки глаза. Применение этого биорегулятора пока­зывало улучшение зрения в 3-5 раз по сравнению с контрольной группой. Казалось бы, эффективные лекарственные средства скоро можно будет запу­стить в массовое производство. Пройдены испытания на безопасность, а это один из важнейших факторов. Проведено лечение десятков больных-добровольцев в Институте им. Гельмгольца, почти сотня у Захарова. Хорошие результаты показывал препарат в ЦИТО: он стимулировал регенерацию суставного хряща, что особенно важно было при лечении артрозов. Теперь прямая дорога вела в Фармкомитет, чтобы там назна­чили официальные клинические испытания, которые в данном случае не должны были занять много вре­мени. Однако дорога оказалась узкой тропой в уще­лье, выход из которого был надежно заблокирован.

— Я пришел, — рассказывает Ямсков. — Положил чиновнику (не буду называть фамилию, может, его там уже нет) материалы исследований. Он полистал их, отодвинул в сторону. Говорит: если хотите, чтобы пропустил, деньги на бочку, три тысячи долларов. Я хлопнул дверью и ушел — таких денег мы найти не могли.

Это был, по словам Игоря Александровича, 1998 год. А теперь обратимся к документу, который был подготовлен Формулярным комитетом Российской академии медицинских наук, председателем которого является академик РАН и РАМН, профессор Андрей Иванович Воробьев. Называется «Доклад о состоянии лекарственного обеспечения населения в Российской Федерации (2008 г.)». В одном из его разделов гово­рится: «Анализируя систему регистрации Л С, не уда­ется освободиться от мысли о высокой взяткоемкости в этой сфере. Большинство процедур либо не огово­рены никакими документами вовсе, либо эта регла­ментация столь расплывчата, что создает условия для произвола и коррупции. В целом можно сказать, что система регистрации ЛС архаична, не прозрачна и не нацелена на улучшение ситуации с обеспечением ЛС населения страны». Это мнение не одного-двух пусть и широко известных специалистов, а труд большого авторского коллектива из 42 человек, среди которых академики, члены-корреспонденты, доктора наук. То есть люди, знающие, что говорят. Тогда Ямскову удалось обойти взяточника. Видя, что дело безнадежно застряло в Фармкомитете, он прибег к помощи одного из медицинских светил. Тот позвонил в Фармкомитет. Через несколько дней про­фессора принят другой человек. Разрешение на кли­нические испытания было дано. Однако и «обижен­ный» чиновник не сидел сложа руки. В итоге препа­рат «Адгелон — глазные капли» получил разрешение на производство в 2000 году, его инъекционный вариант еще позднее — в 2003 году, а «сеталон» вообще не пустили на клинические испытания. «Такого лекар­ства просто не может быть. Потому что не может быть никогда!» — повторил слова чеховского геро- я-мракобеса представитель Фармкомитета, держа в руках заверенные соответствующим образом резуль­таты лечения десятков больных. Лишь позднее один из работников комитета объяснил профессору под­линную причину отказа. Плотнее прикрыв дверь, спросил: «Сколько будет стоить курс лечения вашим препаратом?» — «450 рублей». — «Ну вот, а за лечение нашими методами мы получаем с больного от 500 до 1500 долларов. Кому⁷ нужны ваши лекарства, если немалому числу людей выгодно, чтобы покупались дорогие лекарства за границей!». И Ямсков понял, что дальше будет не легче.

…Сегодня на карте мира колоний в классическом понимании почти не осталось. Однако в изменен­ном виде они могут появляться. Колония — это не только когда у страны для отстаивания своих инте­ресов нет армии, серьезной промышленности, мощ­ной науки. Таковой может оказаться заселенная тер­ритория, которую заставили потреблять только при­возное, не производя своего. Ни одна страна мира не производит полного ассортимента лекарств. Но при этом каждая старается соблюдать необходимое соот­ношение импортных и отечественных препаратов. Согласно оценкам экспертов, для обеспечения наци­ональной безопасности государства нужно, чтобы доля отечественных лекарств не опускалась ниже 70 процентов. Остальное допустимо закрывать импор­том. В России ситуация не просто противоположная, а запредельная. По одним данным, в наших аптеках и больницах отечественных лекарств 25 процентов, по другим — 20, по третьим — 15 процентов. При этом даже самые высокие цифры не говорят о полностью российских лекарствах. Почти все препараты изго­тавливаются из субстанций, закупаемых в Индии и Китае. Россия стала фармацевтической колонией, которую можно в любой момент поставить на колени, перекрыв обеспечение лекарствами. Да так оно уже и происходит! А ведь так было не всегда. Например, авторы «Доклада…» отмечают, что до конца 80-х годов в СССР 70 процентов синтетических лекарств, 85 процентов антибиотиков, 90 процентов витами­нов и 100 процентов иммунобиологических препа­ратов выпускалось из отечественных субстанций. 35 лет назад Советский Союз закупал только 20 процен­тов лекарств. Остальное производил сам. По выпуску антибиотиков страна занимала второе место в мире. Советские антибиотики экспортировались в 40 госу­дарств. По кооперации в рамках СЭВ советские суб­станции получали фармакологические предприятия Польши, ГДР, Венгрии, Чехословакии. Оттуда к нам приходили лекарства высокого качества. Теперь, как говорится в «Докладе…», промышленное произ­водство субстанций анти­биотиков полностью раз­рушено. Отечественные предприятия выпускают их из импортного сырья.

Наилучшие лекарства закупаются за рубе­жом. Высокая стоимость делает их недоступными для широких масс насе­ления. а в ближайшее время ситуация может резко измениться к худшему — на мировых рынках идет рост цен. Однако если боль­шинство народа такая обстановка тревожит, то опре­деленную часть общества радует. Разве мало стран, в той же Африке, Азии, где нет своей фармацевтиче­ской промышленности — и ничего, живут люди! По различным данным, «откаты» за закупки лекарств достигали 50 процентов от суммы сделки. «Эти сред­ства, — говорится в «Докладе…», — получали как руко­водители аптек, главные врачи, так и иные «лица, принимающие решение». Размер взятки за вклю­чение только одного препарата в списки и тендеры может достигать 100 тысяч евро. Многие фирмы раз­ными способами покупают аптекарей, врачей и про­чих «нужных» людей для навязывания своих лекарств российскому населению. Все эти затраты компенси­руются потом добавкой к цене.

В 1973 году жена Ямскова — Виктория Петровна, тогда еще молодая, «не остепененная» исследовательница, слу­чайно открыла биологическое вещество с неизвестными ранее свойствами. Оба супруга по образованию химики, но открытие постепенно увело Викторию Петровну в другую отрасль науки — биологию. А Игорь Александрович остался верен химии. Так с двух сторон началось изучение нео­бычной новинки, что в итоге привело к созданию научной теории и практическому выявлению на ее основе нового класса биорегуляторов.​

Но как раз именно сейчас, в обстановке нарастаю­щей нехватки средств, необходимо обратиться к оте­чественным разработкам вроде тех, что сделали док­тора наукЯмсковы. «На мой взгляд, их биорегуляторы рано или поздно произведут революцию в фармако­логии», — сказал один из крупных российских уче­ных Андрей Георгиевич Маленков, когда-то стояв­ший у истоков открытия, а потом занявшийся дру­гими научными направ­лениями. Говоря так, он имел в виду в первую очередь лекарственную эффективность создан­ных препаратов. Но не менее важно, а сегодня, может, более весома экономическая составляющая их производства. Наиболее впечатляющие резуль­таты препараты Ямсковых показывают при лечении в сверхмалых дозах: 10-10 — 10-12 мг/мл. Чтобы полу­чить 1 мг биорегулятора для производства, например, препарата «адгелон», нужно 10 литров сыворотки крови крупного рогатого скота. Однако этого мил­лиграмма достаточно для производства примерно 1 миллиарда флаконов с 5 мл глазных капель, которых хватит для лечения 200 миллионов пациентов. А полу­чить такое количество биорегулятора можно менее чем за месяц в специально сертифицированной лабо­ратории силами 3-4 человек. И никакого дорогосто­ящего, громоздкого оборудования, никаких крупных капиталовложений. Достаточно около 100 метров производственных площадей на любом действую­щем сегодня предприятии медицинской промышлен­ности. Разумеется, при соответствующей технологии производства, разработанной Ямсковыми, при нали­чии подготовленных кадров.

— Да мы готовы отдать не только разработки, но и своих людей, — говорит Игорь Александрович. — С одним условием: чтобы все это попало в руки государ­ства.

Поначалу дело шло неплохо: «малиновые пиджаки» оплатили клинические испытания, регистрацию пре­парата «адгелон». Когда начался выпуск лекарств, ученые показались ненужными, и стратегические инвесторы решили, по словам профессора, продать препарат за границу. Хорошо хоть технологию полу­чения биорегулятора бизнесменам не открыли. Сей­час бы мы покупали «полупанацею», как называет Ямсков «адгелон», за границей.

Именно государство сильней чем кто-либо должно быть заинтересовано в поддержке перспективных разработок. Только вот какая отрасль — непонятно. «Наши биорегуляторы существуют в растворе в виде наночастиц», — говорит Ямсков. Выходит, это нано­технологии и заинтересовать они должны были корпорацию «Роснано». С другой стороны, препа­раты — это лекарства, а за их производство отвечает Министерство промышленности и энергетики… С третьей, к лекарствам имеет прямое отношение и Министерство здравоохранения и социального раз­вития. Все ведомства богатые, но разработчикам от этого пользы никакой. На многолетние исследова­ния, оплату клинических испытаний, производство биорегуляторов и массу других нужд Ямсковы тра­тили в основном собственные деньги. Это при том, что о двух препаратах отзывы самые великолепные. Одному на международной офтальмологической кон­ференции в Риме присудили специальный диплом. И потребность в препаратах велика. Только в Москве, по данным специалистов, больных с начальной ката­рактой в возрасте от 40 до 75 лет свыше 1,5 млн чело­век. Кроме того, школьников с выявленной миопией свыше 2 млн человек.

— Иногда я думал: что мы мучаемся? — размышляет Ямсков. — Продать наши разработки какому-нибудь олигарху, получить большие деньги и жить спокойно. Однажды речь шла о 4 млн евро сразу и 5 процентах от последующих доходов. Но я хочу, чтобы резуль­таты наших трудов получило государство, а точнее, народ. Мы создали на основе нанотехнологий около 50 препаратов. Ими де-факто лечатся десятки болез­ней. Без преувеличения, весь человеческий орга­низм можно не только лечить биорегуляторами, но и предотвращать многие заболевания. Все препараты Ямсковых начинаются на «ВИ». «Это мы так между собой решили. Начало наших имен: Виктория, Игорь. Потом пусть люди знают…»

У нас ведь есть МиГ, Ту, Як. Почему не быть ВИ?

Прошли сложные, лихие 90-е. Игорю Ямскову неод­нократно поступали предложения о сотрудниче­стве, среди заинтересованных лиц частенько попада­лись мошенники. Неизвестно, какова была бы судьба изобретения в наши дни, но ситуация изменилась в корне два года назад, когда Георгию Ростовскому уда­лось убедить Игоря Александровича отнести препа­раты, как к биологическим пищевым добавкам. Ведь биорегуляторы не могут вызвать отравлений, передо­зировки, не имеют побочных эффектов, свойствен­ных многим фармакологическим препаратам. С тех пор САД является эксклюзивным партнером Ямских. Биорегуляторы стали потребительски доступны для всех не только в России, но и за рубежом.

Произошло еще одно уникальное событие — к уче­ным пришло признание их гениального открытия еще при жизни. Игорь Александрович и Виктория Петровна воочию убеждаются, что открытые ими препараты действуют, помогают людям, и человече­ская благодарность безмерна.