
После службы женщину подвели к нему. Она шла осторожно, держась за руку мужа, как ходят слепые. Ямсков выслушал печальную историю. У женщины была наследственная ретинопатия: слабое с детства зрение, чем дальше, тем больше затухало. Один глаз уже не видел совсем, другой только различал очертания.
— Я никогда не видела своего ребенка, — сказала она. Бойкий мальчишка крутился тут же, торопя родителей уйти. — Помогите, Игорь Александрович. Батюшка говорил, вы можете.
Настоятель храма отец Александр знал, чем занимается профессор, и, проникшись бедой прихожанки, устроил им встречу. Ямсков расспросил женщину, сказал мужу, куда приехать за препаратами. Но перед тем, как делал всякий раз, когда возникал подобный случай, объяснил, что препараты хотя и применяются врачами в клиниках, однако официальной регистрации пока не имеют.
Через две недели позвонил женщине. Услыхав его голос, она зарыдала: «Я вижу! Впервые в жизни увидала своего сына! Одним глазом вижу даже его реснички…»
Несколько лет назад Ямсков сам бы невероятно обрадовался этим словам. Теперь выслушал их сдержанно. Препараты, выданные женщине, впечатляюще действовали и при лечении других заболеваний глаз, которые проводил один из виднейших российских офтальмологов профессор Захаров. По сути дела, у него шли клинические испытания лекарств, и, как подтверждала жизнь, проходили они успешно. Теперь предстояло получить разрешение фармакологического комитета Минздрава России на апробацию их в других клиниках. Но одна мысль о том, что снова надо будет идти к чиновнику, который цинично потребовал денег за допуск к испытаниям первого препарата Ямсковых, а получив отказ, стал делать все возможное, чтобы угробить перспективное открытие, сама мысль об этом приводила профессора в негодование. Большие открытия редко кого сразу поднимают на крыльях успеха. Чаще приходится подолгу выдирать ноги из грязи сопротивления, чтобы сделать следующий шаг. Но одно дело, если сопротивление стихийное. Другое — когда оно организованное. Созданное самой системой, через которую надо продираться.
В 1973 году жена Ямскова — Виктория Петровна, тогда еще молодая, «не остепененная» исследовательница, случайно открыла биологическое вещество с неизвестными ранее свойствами. Оба супруга по образованию химики, но открытие постепенно увело Викторию Петровну в другую отрасль науки — биологию. А Игорь Александрович остался верен химии. Так с двух сторон началось изучение необычной новинки, что в итоге привело к созданию научной теории и практическому выявлению на ее основе нового класса биорегуляторов.
процессов регуляции в живых организмах. Здоровый человек — это тот, у кого нормально работают все три управляющие его жизнедеятельностью системы: нервная, иммунная и эндокринная. Поддерживают это состояние здоровья особые вещества — биорегуляторы. Они изначально есть в каждом из нас, но по разным причинам (возраст, наследственность, экология и т.д.) работа их нарушается. Восстановив функционирование биорегуляторов, мы тем самым восстанавливаем нормальную жизнедеятельность соответствующих тканей. И значит, всего организма. [su_youtube url=»https://youtu.be/A8jKXMvBeeM» width=»320″ height=»200″]
— Мы обнаружили, — говорит доктор химических наук Ямсков, — что такие же биорегуляторы присутствуют не только в организме человека, но и во многих других живых системах, начиная, скажем, от коровы и кончая тритоном. Причем абсолютно идентичные человеческим. Поэтому появилась мысль: нельзя ли выделить «сторонние» биорегуляторы и ввести их человеку? Будет восстановлено нормальное управление жизнедеятельностью той или иной ткани, и одновременно исчезнет болезнь. Вот здесь и проявилась феноменальная способность биорегуляторов нового класса быть не солдатами, а командирами, передавать команды различным компонентам клетки, в том числе ее ядру, где собрана вся генетическая информация, и заставлять их работать в нужном направлении. В результате регуляторы-«управленцы», в отличие от рядовых своих собратьев, оказывали влияние на все основные биологические процессы, происходящие в клетке. А первое, что заметила Ямскова, они ускоряли регенерацию тканей и заживление ран. Отсюда оставался шаг до осмысления роли биорегулятора, названного «адгелон», в качестве лекарства. Однако на этом стратегические открытия не закончились. Проводя десятки экспериментов, Виктория Петровна обратила внимание на такую особенность: поразительней всего «адгелон» действовал не в обычной концентрации, а в сверхмалых дозах. Примерно как если бы в железнодорожную цистерну вылили наперсток раствора. В 1977 году, когда о нанотехнологиях даже за рубежом только начинали говорить, Ямскова опубликовала статью об эффекте сверхмалых доз (СМД), в том числе в фармакологии. К сожалению, осознать «адгелон» высокоэффективным лекарством заставила драматическая история. Зимой 1992 года Игорь Александрович попал под машину. Перелом обеих ног. Одну оперировали, соединили пластиной, а вторую решили сращивать в гипсе. Месяц прошел, гипс сняли, рентген — никакого улучшения. Новые лекарства, новые уколы и снова гипс. Так продолжалось раз за разом, пять месяцев. Нога стала усыхать, мышцы атрофировались — все, что набрал благодаря спорту, ежедневным 10-километровым пробежкам на лыжах, уходило, а врачи стали настаивать на тяжелой операции теперь с другой ногой. В отчаянии Ямсков сказал жене: будем делать уколы с «адгелоном». Она категорически отказалась. Да, на лягушках он показывает необыкновенные результаты: «культя» на отрезанной лапке растет в 4-5 раз быстрее, чем без препарата; у отдельных экземпляров формируется даже нечто похожее на перепонки. Но ведь это лягушки! Тем не менее муж настоял. Когда в очередной раз сняли гипс, врачи не поверили рентгеновским снимкам: кость срослась. После этого началась целенаправленная работа. Ее возглавил сам И.А. Ямсков. У него уже были ученая степень доктора наук, звание профессора, а главное — лаборатория в Институте элементоорганических соединений им. А. Н. Несмеянова Российской академии наук.
Но как раз именно сейчас, в обстановке нарастающей нехватки средств, необходимо обратиться к отечественным разработкам вроде тех, что сделали доктора наук Ямсковы. «На мой взгляд, их биорегуляторы рано или поздно произведут революцию в фармакологии», — сказал один из крупных российских ученых Андрей Георгиевич Маленков, когда-то стоявший у истоков открытия, а потом занявшийся другими научными направлениями. Говоря так, он имел в виду в первую очередь лекарственную эффективность созданных препаратов.
Испытания показывали все новые свойства «адге- лона». Создавалось впечатление, что он благотворно действует на большинство соединительнотканных элементов организма — от головы до ног (как говорил Ямсков, от лысины до трещин на пятках). Но чтобы не разбрасываться, сосредоточились на двух направлениях: офтальмологии и ортопедии. Могли бы и на друтих, однако, когда от государства нет никакой помощи, приходится рассчитывать только на личные знакомства и репутацию необыкновенных препаратов. Например, благодаря инъекциям «адгелона» молодой летчик, пришедший на костылях (была разрушена хрящевая ткань обоих коленных суставов), через три недели перестал быть инвалидом, а чуть позднее недели перестал быть инвалидом, а чуть позднее вернулся к основной работе. Когда в Центральном институте травматологии и ортопедии (ЦИТО) получили такой результат, уверенность в препарате Ямсковых резко возросла, и его с успехом стал испытывать видный российский травматолог Сергей Павлович Миронов. А еще раньше глазные капли «адгелон», созданные на основе биорегулятора из сыворотки крови молодых бычков, взяли на апробацию в Институте глазных болезней им. Гельмгольца. Параллельно создавались, испытывались и применялись де-факто другие препараты. Например, биорегулятором «сеталон», полученным из сетчатки глаза тех же молодых бычков, заинтересовались в МНТК «Микрохирургия глаза», где его стал активно использовать профессор Валерий Дмитриевич Захаров при операциях по поводу отслойки сетчатки глаза. Применение этого биорегулятора показывало улучшение зрения в 3-5 раз по сравнению с контрольной группой. Казалось бы, эффективные лекарственные средства скоро можно будет запустить в массовое производство. Пройдены испытания на безопасность, а это один из важнейших факторов. Проведено лечение десятков больных-добровольцев в Институте им. Гельмгольца, почти сотня у Захарова. Хорошие результаты показывал препарат в ЦИТО: он стимулировал регенерацию суставного хряща, что особенно важно было при лечении артрозов. Теперь прямая дорога вела в Фармкомитет, чтобы там назначили официальные клинические испытания, которые в данном случае не должны были занять много времени. Однако дорога оказалась узкой тропой в ущелье, выход из которого был надежно заблокирован.
— Я пришел, — рассказывает Ямсков. — Положил чиновнику (не буду называть фамилию, может, его там уже нет) материалы исследований. Он полистал их, отодвинул в сторону. Говорит: если хотите, чтобы пропустил, деньги на бочку, три тысячи долларов. Я хлопнул дверью и ушел — таких денег мы найти не могли.
Это был, по словам Игоря Александровича, 1998 год. А теперь обратимся к документу, который был подготовлен Формулярным комитетом Российской академии медицинских наук, председателем которого является академик РАН и РАМН, профессор Андрей Иванович Воробьев. Называется «Доклад о состоянии лекарственного обеспечения населения в Российской Федерации (2008 г.)». В одном из его разделов говорится: «Анализируя систему регистрации Л С, не удается освободиться от мысли о высокой взяткоемкости в этой сфере. Большинство процедур либо не оговорены никакими документами вовсе, либо эта регламентация столь расплывчата, что создает условия для произвола и коррупции. В целом можно сказать, что система регистрации ЛС архаична, не прозрачна и не нацелена на улучшение ситуации с обеспечением ЛС населения страны». Это мнение не одного-двух пусть и широко известных специалистов, а труд большого авторского коллектива из 42 человек, среди которых академики, члены-корреспонденты, доктора наук. То есть люди, знающие, что говорят. Тогда Ямскову удалось обойти взяточника. Видя, что дело безнадежно застряло в Фармкомитете, он прибег к помощи одного из медицинских светил. Тот позвонил в Фармкомитет. Через несколько дней профессора принят другой человек. Разрешение на клинические испытания было дано. Однако и «обиженный» чиновник не сидел сложа руки. В итоге препарат «Адгелон — глазные капли» получил разрешение на производство в 2000 году, его инъекционный вариант еще позднее — в 2003 году, а «сеталон» вообще не пустили на клинические испытания. «Такого лекарства просто не может быть. Потому что не может быть никогда!» — повторил слова чеховского геро- я-мракобеса представитель Фармкомитета, держа в руках заверенные соответствующим образом результаты лечения десятков больных. Лишь позднее один из работников комитета объяснил профессору подлинную причину отказа. Плотнее прикрыв дверь, спросил: «Сколько будет стоить курс лечения вашим препаратом?» — «450 рублей». — «Ну вот, а за лечение нашими методами мы получаем с больного от 500 до 1500 долларов. Кому7 нужны ваши лекарства, если немалому числу людей выгодно, чтобы покупались дорогие лекарства за границей!». И Ямсков понял, что дальше будет не легче.
…Сегодня на карте мира колоний в классическом понимании почти не осталось. Однако в измененном виде они могут появляться. Колония — это не только когда у страны для отстаивания своих интересов нет армии, серьезной промышленности, мощной науки. Таковой может оказаться заселенная территория, которую заставили потреблять только привозное, не производя своего. Ни одна страна мира не производит полного ассортимента лекарств. Но при этом каждая старается соблюдать необходимое соотношение импортных и отечественных препаратов. Согласно оценкам экспертов, для обеспечения национальной безопасности государства нужно, чтобы доля отечественных лекарств не опускалась ниже 70 процентов. Остальное допустимо закрывать импортом. В России ситуация не просто противоположная, а запредельная. По одним данным, в наших аптеках и больницах отечественных лекарств 25 процентов, по другим — 20, по третьим — 15 процентов. При этом даже самые высокие цифры не говорят о полностью российских лекарствах. Почти все препараты изготавливаются из субстанций, закупаемых в Индии и Китае. Россия стала фармацевтической колонией, которую можно в любой момент поставить на колени, перекрыв обеспечение лекарствами. Да так оно уже и происходит! А ведь так было не всегда. Например, авторы «Доклада…» отмечают, что до конца 80-х годов в СССР 70 процентов синтетических лекарств, 85 процентов антибиотиков, 90 процентов витаминов и 100 процентов иммунобиологических препаратов выпускалось из отечественных субстанций. 35 лет назад Советский Союз закупал только 20 процентов лекарств. Остальное производил сам. По выпуску антибиотиков страна занимала второе место в мире. Советские антибиотики экспортировались в 40 государств. По кооперации в рамках СЭВ советские субстанции получали фармакологические предприятия Польши, ГДР, Венгрии, Чехословакии. Оттуда к нам приходили лекарства высокого качества. Теперь, как говорится в «Докладе…», промышленное производство субстанций антибиотиков полностью разрушено. Отечественные предприятия выпускают их из импортного сырья.
Наилучшие лекарства закупаются за рубежом. Высокая стоимость делает их недоступными для широких масс населения. а в ближайшее время ситуация может резко измениться к худшему — на мировых рынках идет рост цен. Однако если большинство народа такая обстановка тревожит, то определенную часть общества радует. Разве мало стран, в той же Африке, Азии, где нет своей фармацевтической промышленности — и ничего, живут люди! По различным данным, «откаты» за закупки лекарств достигали 50 процентов от суммы сделки. «Эти средства, — говорится в «Докладе…», — получали как руководители аптек, главные врачи, так и иные «лица, принимающие решение». Размер взятки за включение только одного препарата в списки и тендеры может достигать 100 тысяч евро. Многие фирмы разными способами покупают аптекарей, врачей и прочих «нужных» людей для навязывания своих лекарств российскому населению. Все эти затраты компенсируются потом добавкой к цене.
В 1973 году жена Ямскова — Виктория Петровна, тогда еще молодая, «не остепененная» исследовательница, случайно открыла биологическое вещество с неизвестными ранее свойствами. Оба супруга по образованию химики, но открытие постепенно увело Викторию Петровну в другую отрасль науки — биологию. А Игорь Александрович остался верен химии. Так с двух сторон началось изучение необычной новинки, что в итоге привело к созданию научной теории и практическому выявлению на ее основе нового класса биорегуляторов.
Но как раз именно сейчас, в обстановке нарастающей нехватки средств, необходимо обратиться к отечественным разработкам вроде тех, что сделали доктора наукЯмсковы. «На мой взгляд, их биорегуляторы рано или поздно произведут революцию в фармакологии», — сказал один из крупных российских ученых Андрей Георгиевич Маленков, когда-то стоявший у истоков открытия, а потом занявшийся другими научными направлениями. Говоря так, он имел в виду в первую очередь лекарственную эффективность созданных препаратов. Но не менее важно, а сегодня, может, более весома экономическая составляющая их производства. Наиболее впечатляющие результаты препараты Ямсковых показывают при лечении в сверхмалых дозах: 10-10 — 10-12 мг/мл. Чтобы получить 1 мг биорегулятора для производства, например, препарата «адгелон», нужно 10 литров сыворотки крови крупного рогатого скота. Однако этого миллиграмма достаточно для производства примерно 1 миллиарда флаконов с 5 мл глазных капель, которых хватит для лечения 200 миллионов пациентов. А получить такое количество биорегулятора можно менее чем за месяц в специально сертифицированной лаборатории силами 3-4 человек. И никакого дорогостоящего, громоздкого оборудования, никаких крупных капиталовложений. Достаточно около 100 метров производственных площадей на любом действующем сегодня предприятии медицинской промышленности. Разумеется, при соответствующей технологии производства, разработанной Ямсковыми, при наличии подготовленных кадров.
— Да мы готовы отдать не только разработки, но и своих людей, — говорит Игорь Александрович. — С одним условием: чтобы все это попало в руки государства.
Поначалу дело шло неплохо: «малиновые пиджаки» оплатили клинические испытания, регистрацию препарата «адгелон». Когда начался выпуск лекарств, ученые показались ненужными, и стратегические инвесторы решили, по словам профессора, продать препарат за границу. Хорошо хоть технологию получения биорегулятора бизнесменам не открыли. Сейчас бы мы покупали «полупанацею», как называет Ямсков «адгелон», за границей.
Именно государство сильней чем кто-либо должно быть заинтересовано в поддержке перспективных разработок. Только вот какая отрасль — непонятно. «Наши биорегуляторы существуют в растворе в виде наночастиц», — говорит Ямсков. Выходит, это нанотехнологии и заинтересовать они должны были корпорацию «Роснано». С другой стороны, препараты — это лекарства, а за их производство отвечает Министерство промышленности и энергетики… С третьей, к лекарствам имеет прямое отношение и Министерство здравоохранения и социального развития. Все ведомства богатые, но разработчикам от этого пользы никакой. На многолетние исследования, оплату клинических испытаний, производство биорегуляторов и массу других нужд Ямсковы тратили в основном собственные деньги. Это при том, что о двух препаратах отзывы самые великолепные. Одному на международной офтальмологической конференции в Риме присудили специальный диплом. И потребность в препаратах велика. Только в Москве, по данным специалистов, больных с начальной катарактой в возрасте от 40 до 75 лет свыше 1,5 млн человек. Кроме того, школьников с выявленной миопией свыше 2 млн человек.
— Иногда я думал: что мы мучаемся? — размышляет Ямсков. — Продать наши разработки какому-нибудь олигарху, получить большие деньги и жить спокойно. Однажды речь шла о 4 млн евро сразу и 5 процентах от последующих доходов. Но я хочу, чтобы результаты наших трудов получило государство, а точнее, народ. Мы создали на основе нанотехнологий около 50 препаратов. Ими де-факто лечатся десятки болезней. Без преувеличения, весь человеческий организм можно не только лечить биорегуляторами, но и предотвращать многие заболевания. Все препараты Ямсковых начинаются на «ВИ». «Это мы так между собой решили. Начало наших имен: Виктория, Игорь. Потом пусть люди знают…»
У нас ведь есть МиГ, Ту, Як. Почему не быть ВИ?
Прошли сложные, лихие 90-е. Игорю Ямскову неоднократно поступали предложения о сотрудничестве, среди заинтересованных лиц частенько попадались мошенники. Неизвестно, какова была бы судьба изобретения в наши дни, но ситуация изменилась в корне два года назад, когда Георгию Ростовскому удалось убедить Игоря Александровича отнести препараты, как к биологическим пищевым добавкам. Ведь биорегуляторы не могут вызвать отравлений, передозировки, не имеют побочных эффектов, свойственных многим фармакологическим препаратам. С тех пор САД является эксклюзивным партнером Ямских. Биорегуляторы стали потребительски доступны для всех не только в России, но и за рубежом.
Произошло еще одно уникальное событие — к ученым пришло признание их гениального открытия еще при жизни. Игорь Александрович и Виктория Петровна воочию убеждаются, что открытые ими препараты действуют, помогают людям, и человеческая благодарность безмерна.